Утром 1 мая 1945 года перед командующим ведущей бои в центре Берлина 8-й гвардейской армии генералом Василием Чуйковым предстал начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Ганс Кребс.

Первая сказанная им реплика звучала несколько странно: "Сегодня - 1 мая, большой праздник для обеих наших наций". "У нас большой праздник. А как там у вас судить трудно".

Как обстоят дела "у них" стало ясно уже из следующей фразы Кребса сообщившего, что Гитлер покончил жизнь самоубийством. О том, как именно развивался разговор дальше, свидетельства несколько расходятся, но, видимо, именно тогда была достигнута устная договоренность о том, что ровно в полночь войска берлинского гарнизона начнут складывать оружие.

Пошла последняя неделя Великой Отечественной – с 00.00 часов 2 мая до 00.00 часов 9-го.

Крысы идут на прорыв

Хотя в 00 часов 2 мая, во многих районах города огонь действительно прекратился, идущие в центре Берлина бои, казалось, достигли особенного ожесточения. Дело в том, что часом ранее из рейхсканцелярии, где уже успели покончить с собой и Гитлер и его преемник на посту рейхсканцлера Геббельс, пошли на прорыв, те, для кого перспектива попасть в руки русских была равнозначна получению путевки на виселицу.

Командиром этого отряда был бригадефюрер (генерал-майор) войск СС Вильгельм Монке, имевший под своим началом настоящий фашистский "интернационал" из примерно 600 эсэсовцев личной охраны фюрера, 800 германских моряков-добровольцев из Киля, остатков латышского батальона СС, отдельных подразделений норвежских и датских добровольцев из дивизии СС "Нордланд", остатков французской гренадерской дивизии СС "Шарлемань", 400 венгерских эсэсовцев и 300-400 казаков.

Идти на прорыв собрались и служащие рейхсканцелярии, и обслуга покойного уже фюрера и многие из тех, кто еще вчера красовался на трибунах, включая заместителя Гитлера по партии Мартина Бормана и руководителя нацисткой молодежной организации Артура Аксмана.   

Свои силы Монке разделил на несколько групп, причем сам пошел с первой, видимо, рассудив, что у тех, кто пойдет позже шансов прорваться будет еще меньше. И в этом он не ошибся.

Получив информацию, что из рейхсканцелярии прорываются высшие нацистские бонзы, советское командование стало подтягивать в угрожаемый район новые части.

Пробившись с большими потерями к реке Шпрее, и оказавшись на берегу озаренном заревами пожаров, отряд Монке так и не рискнул прорываться через мост Вайдендаммер, распавшись на более мелкие группы, которые в свою очередь тоже начали разбегаться.

К утру 2 мая в компании Монке оставалось лишь пять человек из обслуги Гитлера - личный пилот Ганс Баур, сотрудник охраны Ганс Раттенхубер, две секретарши и диетолог Констанция Манзиали. В середине дня советские солдаты извлекли их из подвала, женщин отпустили, мужчин арестовали как военнопленных. Но хитрый Монке сумел улизнуть. Вплоть до 1952 года он скрывался на территории ГДР, потом все же попался, отсидел три года в советской тюрьме, а в 1955 году был передан ФРГ с одной из последних партий германских военнопленных…

В отличие от группы Монке, идущие следом, пошли напролом через мост Вайдендаммер, двинув вперед последнее бронетанковое соединение Третьего Рейха из одного "тигра" и одной самоходки. Части немцев даже удалось прорваться на северный берег, но на Цигельштрассе они застряли намертво. Аксман был ранен, Борман контужен.

Удачным выстрелом из пушки русским удалось подбить "тигр". В половину первого немцы пошли в атаку под прикрытием самоходки, но их отразили. То же повторилось и в час ночи, и в два часа. А дальше, уцелевшие спасались, кто как может.

Борман, Аксман, доктор Штумпфегер и Швагерман держались вместе пробираясь вдоль железнодорожного полотна к вокзалу Лертерштрассе. Добравшись до цели, они внезапно оказались в гуще советских солдат, которые, впрочем, вели себя вполне добродушно,  решив, что имеют дело с бросившими оружие фольксштурмовцами. Однако, нервы у "наци" не выдержали, и они несколько быстрей, чем следовало, рванули в разные стороны. Аксман около часа шнырял между развалинами, пока не наткнулся на трупы Бормана и Штумпфеггера, которые, видимо, покончили жизнь самоубийством (в 1972 году их останки были обнаружены, хотя дискуссии о том, действительно ли Борман погиб именно 2 мая и не сумел ли он на самом деле улизнуть куда-нибудь в Южную Америку продолжаются и сегодня).

Третья группа, объединившая эсэсовцев из личной охраны фюрера во главе с Циглером, французов Крукенберга и скандинавов форсировала Шпрее на подручных средствах, но около станции метро "Гезундбруннен" наткнулась на советские части. В завязавшемся бою Циглер и большинство эсэсовцев оказались уничтожены. Крукенберг с несколькими людьми укрылись в какой-то слесарной мастерской, где переоделись в рабочие халаты и начали разбегаться по городу. Командир группы прятался несколько дней, но, в конце концов, ему пришлось сдаться и отправиться в СССР, отбывать срок, который он получил за военные преступления.

Четвертая группа оказалась уничтоженной практически полностью, а ее командир генерал-майор Берефенгер и его молодая жена застрелились.

"Прекратить сражаться"

В 1.55 ночи 2 мая последний раз вышло в эфир радио "Гроссдойчер рундфунк". 18-летний диктор Рихард Байер провозгласил "Фюррер мертв. Да здравствует рейх!", после чего сотрудники начали спешно паковать вещи.

Погрузившись на три грузовика, они присоединились к остаткам танковой дивизии "Мюнхеберг" и 18-й моторизованной дивизии, прорывавшимся по направлению к Шпандау, где рассчитывали соединиться с той самой танковой армией Венка, которая, по мысли Гитлера, в последний момент должна была спасти Берлин, чуть ли не разнесся в хвост и в гриву фронты Жукова и Конева.

На самом деле Венк и сам уже улепетывал на Запад, но думать о чем-либо подобном беглецам не хотелось. Движимые призрачной надеждой они добрались до моста к Шпандау, который продолжали удерживать какие-то гитлерюгендовцы.

Ехавшие впереди машины на полном газу перемахнули на другой берег, но тем, кто двигался следом, пришлось туго. Засевшие в Шпандау советские пулеметчики открыли огонь по мосту, устроив настоящую бойню. Грузовики ехали по телам погибших, а после того как пуля настигала шофера, врезались в ограждение и взрывались. Среди тех, кто погиб на мосту был сотрудник "Гроссдойчер рундфунк" и брат самого рейхсфюрера СС Эрнст Гиммлер.

Но даже те, кто прорвался, вряд ли могли считать себя счастливчиками. Мелкими группами они пытались прорваться через линии советских войск и либо гибли в перестрелках, либо складывали оружие и сдавались.

Хотя бои в Берлине продолжались едва ли не до середины дня 2 мая, формальная просьба о прекращении огня поступила от начальника обороны германской столицы генерала Вейдлинга еще в час ночи.

Советское командование действительно приказало приостановить наступательные боевые действия, и уничтожать лишь тех, кто пытался прорываться из Берлина на Запад. Взамен Вейдлингу пришлось сдаться и подписать приказ по Берлинскому гарнизону: "30 апреля 1945 года фюрер покончил жизнь самоубийством. Мы, давшие ему клятву верности, остались одни. В соответствии с приказом фюрера вы, немецкие солдаты, должны были сражаться за Берлин, несмотря на общую ситуацию и тот факт, что у нас закончились боеприпасы. Дальнейшее сопротивление бесполезно. Я приказываю с сегодняшнего дня прекратить сражаться. Генерал Вейдлинг, генерал артиллерии, бывший комендант обороны Берлдина". (Он умрет в 1955 году во Владимире буквально в те дни, когда канцлер Адэнауэр, сумеет вырвать у Хрущева согласие на возвращение последних из еще остающихся в советских лагерях военнопленных).

Стрельба, продолжавшаяся в разных районах Берлина, постепенно затухала. Солдаты и фольксштурмовцы складывали оружие, пополняя собой число тех, кому предстояло покинуть Германию и отправиться в СССР восстанавливать, то, что было разрушено ими или их "товарищами по оружию". В сущности именно вопрос о том, какое количество именно количество военнопленных окажется в руках Красной армии, и волновал немцев больше всего именно в эту последнюю неделю.

Сдача американцам, англичанам или французам выглядела намного предпочтительней, и дело здесь было не только в пресловутой жестокости русских, которой так долго пугала граждан Рейха геббельсовская пропаганда. Просто ни для кого не было секретом, что попавшим в СССР военнопленным предстояло выступить в роли бесплатной рабочей силы (примерно такой же, как и сотни тысяч заключенных ГУЛАГа).

С одной стороны подобное решение было справедливым, учитывая огромный ущерб, нанесенный фашистами советской экономике (не говоря уж о миллионах погибших), с другой – те же солдаты вермахта воевавшие где-нибудь в Греции или в Италии, или фолькстурмовцы, взявшие в руки оружие только в последние дни войны в полу добровольном порядке вряд ли могли признать справедливой перспективу еще несколько лет восстанавливать шахты и добывать уголь где-нибудь в Донецке.     

Советское же командование, напротив, было настроено набрать пленных как можно больше. В колоннах тех, кому предстояло отправиться на Восток,  можно было видеть и молодых, и старых, и даже людей в штатском, что, впрочем, отнюдь не свидетельствует о том, будто советские солдаты хватали всех мужчин, подвернувшихся им под руку.

Мальчишек гитлерюгендовцев в большинстве случаев просто отпускали, отлупив их ремнем или отодрав за уши. Не трогали и ветхих пенсионеров из числа фолькстурмовцев. Наличие же в колоннах военнопленных людей в штатской одежде объясняется тем, что многие солдаты вермахта или эсэсовцы в последние минуты норовили избавиться от своей формы и переодеться в гражданскую одежду. У многих (как, например, у Монке или Крукенберга) это даже получалось.

Писатель, а в то время военный корреспондент, Василий Гроссман упоминает и про других немцев, который бочком-бочком подбирались к советским офицерам, и осторожно указывали на подвалы, где еще могли прятаться военнослужащие. Рейх пал, пришли новые хозяева, и с ними следовало встроить правильные отношения.

Мирный Берлин

Хотя чтение современной западной литературы о борьбе на Восточном фронте Второй мировой войны оставляет стойкое впечатление, что советские солдаты в Берлине занимались только мародерством, изнасилованием немок, и неумеренным потреблением внутрь всех горюче содержащих жидкостей, из воспоминаний очевидцев возникает несколько иная картина. Уже 2 мая на улицах появились полевые кухни, к которым вытянулись очереди из местных жителей. Иногда под дулами автоматов, но чаще по собственной инициативе немецкие женщины приступали к разборке завалов. Среди руин продолжали работать германские госпитали, которые вскоре начали перемещать в уцелевшие здания.

На улицах появились "перемещенные лица" разных национальностей, то вешавшиеся на шею своим освободителям, то норовившие отлупить представителей бывшей "расы господ", или поживиться чем-нибудь в разбитом доме.

Бесспорно, без мародерства не обходилось, и, например, на железнодорожных станциях вагоны с продуктами грабили интернациональные толпы, в которых добропорядочных германских бюргеров было едва ли не больше, чем получивших свободу узников тюрем или "восточных рабочих". И самое парадоксальное, никаких национальных или политических конфликтов между участниками этих грабежей не наблюдалось. Просто хватали, кто, сколько может, стремясь по возможности не мешать друг другу.

Однако порядок постепенно восстанавливался. Появлялись патрули и часовые, вполне подменявшие собой полицейских, а несколько ошалевшим от победы советским солдатам зачитывались суровые приказы, сулившие самые суровые кары за нарушение дисциплины - вплоть до смерти…

Наведением порядка в Берлине занимался новый комендант города генерал Берзарин,  и делал это с таким успехом, что в современной германии его до сих пор вспоминают добрыми словами.

Но если, спросить, кто был главным в Берлине в последнюю военную неделю, то ответить на этот вопрос будет довольно трудно.

Наверное, таким человеком мог бы считаться Жуков, совмещавший должности заместителя Верховного главнокомандующего и командующего 1-м Белорусским фронтом. Однако даже прославленного маршала не пустили в рейхсканцелярию, когда бдительные чекисты во всю занимались поисками трупа Гитлера…

Тела Геббельса и его жены, а также шестерых детей, которым они сделали смертельные инъекции, обнаружили еще 3 мая, а вот тела фюрера и его любовницы Евы Браун нашли только 5-го.

Правда, еще пришлось проводить исследования, вызывать личного протезиста фюрера. И только 7 мая в Кремль ушло сообщение о том, что найденный труп является действительно трупом Гитлера.

Другие найденные в рейхсканцелярии трупы такого интереса не вызывали. Никто, например, не обратил внимания на тела генерала Кребса и начальника управления штаба сухопутных войск Вильгельма Буркгдорфа. Последние часы они провели сидя друг напротив друга в креслах, и молча опустошая бутылки со шнапсом. А потом достали пистолеты и застрелились.

Такие способы покончить с собой, вообще были в эти дни делом довольно распространенным. Германские солдаты и офицеры набивались в кабаки и рестораны, где с увлечением уничтожали запасы спиртного, в ожидании пока за ними придут русские.

В пивной на Шультхайс молодой зенитчик спрашивал у собутыльников, почему сверху постоянно раздаются какие-то выстрелы. "Час настал. Эсэсовцы начали стреляться. Тебя это волнует?"

Хотим в плен!

Если со столицей Третьего рейха все уже более менее стало ясно, то ситуация в остальной Германии выглядело довольно запутанной.

На севере во Фленсбургке находилось правительство официально назначенного преемника Гитлера адмирала Деница, которое упорно пыталось нащупать контакты с союзниками и начать с ними какие-то переговоры, хотя сами союзники постоянно подчеркивали, что ни каких переговоров вести не намерены, настаивая на безоговорочной капитуляции.

6 мая из этого правительства был изгнан рейхсфюрер СС Гиммлер, который поняв, что ничего кроме виселицы ему не светит, несколько дней бродил по окрестностям города, постоянно меняя свою внешность (в середине мая он подастся на юг, будет по дороге арестован, и 23 мая покончит жизнь самоубийством). И тогда же 6 мая напомнил о себе "наци номер два" Герман Геринг, который всего пару недель назад имел неосторожность предложить находившемуся в окруженном Берлине Гитлеру "переуступить свою должность". Фюрер расценил подобное предложение как измену и вскоре Геринг был взят под арест взводом эсэсовцев. Однако когда известие о смерти фюрера подтвердилось, "толстяк Герман" пришел в себя,  и, обратившись к проходившей мимо части люфтваффе, снова начал руководить и командовать.

Вообразив себя новым лидером Германии, он отправил письмо к командующему англо-американскими войсками генералу Эйзенхауэру ("Айку") предложив ему встретиться за столом переговоров. Еще одно, напоминающее гимн себе любимому письмо, он направил Деницу: "Мой успех на всех важных переговорах за рубежом перед войной, которые фюрер всегда поручал мне, служит достаточной гарантией, чтобы я создал атмосферу личного доверия. Более того, и Великобритания, и Америка доказали через свою прессу и радио, а также через заявления многих своих государственных деятелей за последние несколько лет, что там ко мне относятся более благосклонно, чем ко всем остальным политическим лидерам Германии".

Вместо приглашения на переговоры американцы арестовали Геринга 8 мая.

Точно так же как метались по Германии ее бывшие лидеры, метались и целые армии. На севере лучше всего сохранилась группа армий "Висла", которая успела оторваться от наступающих частей Красной армии и 4 мая вполне благополучно сдалась американцам.

Намного тяжелей пришлось 12-й армии Венка и остаткам 9-й армии Буссе, к которым присоединились сотни тысяч гражданских беженцев.

1 мая эта орда подошла к Эльбе, где Венк установил контакт с командующим 9-й американской армией Симсоном. После долгих уговоров янки согласились взять в плен военнослужащих, но отказались принять штатских, которых, во-первых, требовалось кормить, а во-вторых все равно пришлось бы вернуть в места проживания – т. е. в советскую зону.

Сама переправа через Эльбу продолжалась до 7 мая, причем проходила она под огнем нашей артиллерии. Многие переправлялись в лодках и даже вплавь, а некоторые штатские, чтобы сойти за военнослужащих и попасть к американцам в плен, натягивали на себя одолженные у солдат каски, кители, шинели. В общем, происходило нечто прямо противоположное тому, что наблюдалось в Берлине. Всего же по преувеличенным оценкам Венка через Эльбу перебрались 100 тысяч военнослужащих и около 300 тысяч штатских.

Еще одна крупная группировка 3 мая сдалась союзникам в Гамбурге, после того как британский генерал Лайн напомнил коменданту об авианалете в июле 1943 года  и пояснил, что сегодня союзники имеют в десять раз больше самолетов. "Мысли, на которые вы прозрачно намекнули, посещали и меня, и множество наших командиров, учитывающих складывающуюся военную и политическую ситуацию…" - ответил комендант. И капитулировал.

4 мая разместившийся в Люнебурге штаб британского фельдмаршала Монтгомери, посетила делегация от Деница во главе с адмиралом Фридебургм и подписала акт о капитуляции германских войск в северо-западной Германии, Дании и Голландии. Из Люнебурга Фридебург отправился в Реймс к Эйзенхауэру, где 6 мая к нему присоединился начальник Верховного командования вермахта Альфред Йодль.

Однако, вместо полноценных переговоров Айк выдвинул ультиматум – вне зависимости от того капитулируют немцы или нет,  в полночь с 8 на 9 мая союзники перекроют доступ в свои зоны частям бегущим на запад от Красной армии.

Таким образом, проект по спасению от русского плена как можно большего количества военнослужащих подлежал закрытию, а та борьба, которую еще вели немцы, лишалась последнего смысла.

И 7 мая от имени германского правительства Йодль подписал в Реймсе акт о безоговорочной капитуляции. Помимо Эйзенхауэра этот документ подписали от англичан генерал Беделл Смит, от французов генерал Франсуа Север, от СССР генерал Иван Суслопаров (но только в качестве свидетеля).

Весть о случившимся моментально распространилась по Европе. Толпы восторженных горожан заполнили улицы Лондона, Парижа, Рима и других городов. Сообщения по радио были приняты и советскими связистами в Берлине. Во многих местах началась праздничная пальба, но к вечеру стараниями офицеров она утихла.

Сталин настоял перед союзниками на том, чтобы считать капитуляцию в Реймсе "предварительной", а окончательный акт подписать в "логове фашистского зверя" в Берлине, в более представительном составе и практически на глазах у победоносной Красной армии.

Соответствующая церемония прошла в пригороде германской столицы Карлхорсте. От союзников в ней участвововали маршал Жуков, британский главный маршал авиации Теддер, америкаснкий генерал Спааатс и французский генерал де Латтр де Тасиньи. Когда германские представители вошли в зал, главный из них фельдмаршал Кейтель, увидев де Латтра процедил: "А вот и французишка! Этого нам еще не хватало!". Больше он не сказал ни слова, и только поставив подпись, буравил взглядом журналистов, которые едва не передрались, пытаясь сделать снимок с лучшего ракурса. Но это никого не впечатлило.

Закончилась последняя неделя войны. И начался первый мирный день – 9 мая.

Дмитрий Митюрин

Смерть Гитлера. Останки Гитлера хранятся в России.

© При копировании и публикации текста статьи упоминание автора и ссылка на сайт обязательны!