В переводе с французского Эрмитаж означает "приют отшельника". Однако, именно в этом "приюте" произошли события, взбудоражившие российскую, да и мировую общественность.

29 июля 2006 года СМИ сообщили о пропаже из музея 221 экспоната, общей стоимостью около 5 миллионов долларов. Дальнейшие события развертывались со стремительностью свойственной качественному детективному фильму – пресс-конференция директора Эрмитажа Михаила Пиотровского,  находка ряда пропавших вещей, и, наконец, аресты подозреваемых, двое из которых оказались сыном и супругом хранительницы "пострадавшего" фонда.

Воруют-с

Стоит порадоваться за милицию, проявившую в этом деле завидную оперативность, тем более что отнюдь не все кражи из музеев оказываются раскрытыми.

Приведем для начала краткую сводку аналогичных преступлений, совершенных в Эрмитаже в последнее пятнадцатилетие.

Итак, 16 октября 1992 года из музея были похищены два уникальных фарфоровых флакона в серебряной и медной оправах середины ХVIII века, ориентировочной стоимостью 18 тысяч долларов. Кража стала возможной из-за отсутствия в зале сигнализации и смотрителя.

В феврале 1994 года из тщательно охраняемой Золотой кладовой украдены три римские монеты 37 - 41 годов и две медали 177 - 192 годов нашей эры. Кражу раскрыли в конце 2001 года, причем похитителями оказались охранявшие Эрмитаж сотрудники милиции.

Сами монеты найти так и не удалось.

В том же году прямо из экспозиции пропала древнеегипетская чаща III-II веков до нашей эры стоимостью около полумиллиона долларов. Преступником оказался один из дежурных электриков музея. Чащу нашли и вернули на прежнее место.

На протяжении семи лет все в Эрмитаже было спокойно, пока 22 марта 2001 года, опять-таки прямо из экспозиции, да еще среди бела дня не исчезла картина французского художника XIX века Жана Леона Жерома "Бассейн в гареме" стоимостью около миллиона долларов.

Как только пропажа была обнаружена, выходы из музея перекрыли, и начался досмотр посетителей, не давший, впрочем, никаких результатов. Безрезультатными оказались и дальнейшие (вплоть до сего дня) поиски.

Вскоре, возглавлявший оперативную группу Александр Хожаинов стал начальником Службы безопасности Эрмитажа, однако его назначение ситуацию кардинально не улучшило. 6 июля 2005 года из временной экспозиции "Русский кабинет" пропала стеклянная ваза для фруктов (работы польских мастеров конца XIX - начала XX века), стоимостью около 40 тысяч рублей. Нашли вазу совсем недавно, подробности пока не обнародованы.

То, что произошло год спустя, применительно к Эрмитажу, действительно может быть названо "кражей века". Но, прежде чем, рассказать о результатах следствия, следует пояснить, почему подобные преступления вообще оказываются возможными.

Если попытаться классифицировать музейные кражи, то можно выделить несколько типов подобного вида преступлений.

Когда воруют "чужие"

В этом случае преступником оказывается, что называется, человек с улицы. Зачастую – это вор-профессионал, заранее имеющий клиента, от которого он и получил заказ на конкретную музейную ценность. Такие преступники, как правило, являются асами своего дела.

Заранее выявляются слабые места в системе охраны музея, затем следует проникновение в здание (как правило, в ночное время), отключение сигнализации, изъятие экспоната и "уход" без шума и пыли. Именно такое преступление показано в киноленте "Возвращение святого Луки" с великолепным Владиславом Дворжецким, с той только разницей, что если в фильме все закончилось "хэпи-эндом", то в реальной жизни найти похищенную картину так и не получилось.

Впрочем, в нашей российской действительности, преступления чаще совершают местные "гопники". Напомним, например, как в 1999 году из Русского музея были украдены две картины Василия Перова. Бродили, скорее всего, хулиганы, по прилегающему к Михайловскому замку садику.

Увидели подходящее окно – почему бы не залезть? Залезли и увидели, возможно даже знакомые им с детства картины – почему бы не украсть? А потом, когда поднялся шум, и выяснилось, что продать свою добычу не удастся – подкинули их обратно. Рука, к счастью, не поднялась уничтожить.

Как ни парадоксально, если хищение из музея совершил именно человека со стороны, то вора-профессионала поймать даже несколько проще: и сами они наперечет, и тех криминальных "дилеров", с которыми они могут сотрудничать, в уголовном розыске, как правило, знают. Но и у "гопников", тоже имеются проблемы, поскольку куда сбыть украденную вещь, они себе не представляют, а сидеть из-за нее в тюрьме, им очень не хочется.

Когда воруют "свои"

Главными фигурантами второго типа хищений являются сотрудники технических и охранных структур музея. Они, зачастую, по роду своих обязанностей, должны находиться в музее круглые сутки, знают все входы и выходы, имеют представление о системе сигнализации, и о том, какие именно экспонаты можно умыкнуть так, чтобы хватились их как можно позже.

Показательно, что в двух из пяти описанных случаях краж из Эрмитажа преступниками оказались именно "свои" - милиционеры и дежурный электрик. В отличие от "чужих", подобные персонажи, как правило, заранее находят "дилера" или клиента, которому можно продать похищенное. Более того, обычно они работают на заказ - то есть сначала представители криминального мира, вербуют какого-нибудь музейного работягу, указывая на конкретную картину, монету или вазу, а затем уже, тот начинает продумывать, как осуществить "операцию", получая от своих новых "друзей" всю необходимую помощь.

Именно к подобному виду хищений относится, возможно, и случай с "Бассейном в гареме". Из-за нехватки смотрительниц, зал, в котором висела картина, был закрыт для посетителей… узенькой ленточкой. Смотрительницы из соседних залов ушли либо на обед, либо за деньгами. Осталась лишь одна бабушка, которая должна была приглядывать за целой анфиладой комнат. И не доглядела…

Простая логика подсказывает, что в хищении участвовал человек знакомый со внутренними порядками Эрмитажа. Работали воры, скорее всего на заказ, причем для коллекционера-любителя не знающего, что полотна Жерома со сходной тематикой можно приобрести и вполне законными способами. Так что висит, вероятно, "Бассейн" в резиденции какого-нибудь "нового русского", польстившегося на пышные телеса восточных красавиц…

Кражи-импровизации у "своих" тоже имеют место, причем происходят они во время ведения каких-либо хозяйственных работ или при переезде фондов. Еще один вариант, когда хищения, совершают лица сотрудниками музея не являющиеся, но, по каким-либо причинам, в музейные фонды допущенные – это могут быть исследователи, коллеги, родственники и приятели хранителей, или же проходящие музейную практику студенты.

Версия о студентах-практикантах, была, кстати, озвучена и в связи с последней кражей, но ничего кроме иронии она не вызвала. Тот, кто реально представляет себе ситуацию, понимает, что и практикант и зашедший к хранителю в гости знакомый, в лучшем случае, может прихватить пару-тройку плохо лежащих предметов.

В общем, удел подобного рода расхитителей – тырить по мелочи вещи недорогие и не очень броские. Если же это правило, не соблюдается, то преступники попадаются довольно быстро.

А вот, стащить 221 предмет, по силам лишь тем, кого в одном из репортажей назвали "элитой" музейного мира – хранителям.

"Свои" бывают разные

Именно, из лиц занимающих подобные должности и выходят самые опасные расхитители музейных ценностей. Разумеется, сразу же следует оговорить, что подавляющее большинство музейных хранителей являются не только выдающимися специалистами, но и людьми искренне преданными своему делу, а потому заслуживающими всяческого и глубокого уважения.

Тем не менее, термин "элита" здесь вряд ли уместен, поскольку степень их воспаренности над землей представляется сильно преувеличенной. На своей пресс-конференции Михаил Пиотровский подчеркнул, что теперь, видимо, придется отказаться от принципа презумпции невиновности музейщиков (читай – хранителей), согласно, которому музейщик априори не может сделать ничего во вред музею.

Думается, что само провозглашение подобного принципа (хотя бы уже и отвергнутого) превращает хранителей в некую закрытую касту, члены которой не столько защищают, сколько выгораживают друг друга. Очень часто, к сожалению, независимо от того, виновен коллега или невиновен. Просто из чувства профессиональной солидарности.

Между тем, бывали в истории российских музеев и нечестные хранители. Да, и с чего бы им не взяться-то, в нашей-то невеселой реальности? Тем более, когда вокруг столько соблазнов.

На той же пресс-конференции директор Эрмитажа не зря помянул "черный" антикварный рынок давление, которого на музеи становиться все более ощутимым. Но, что имеется в виду под этим тезисом?

Очень часто хранители и научные специалисты музеев сотрудничают с антикварами в качестве консультантов. Довольно высокая оплата подобных услуг способствует укреплению "дружбы", а здесь уже недалеко и до оказания не безвозмездных любезностей. Представим себе, некий гражданин пытается продать государственному музею вещь, но ему называют явно несерьезную цену, ссылаясь при этом на испытываемые государственным учреждением финансовые затруднения. Ну, а затем, так сказать из "сострадания", направляют в антикварный магазин, где наверняка дадут больше. В результате все остаются довольными: гражданин – тем, что получил больше, чем ему предлагали в музее, антиквар – тем, что приобрел хорошую вещь по невысокой цене, музейщик, тем - что получил свой процент от антиквара. Реально, пострадавшими оказываются гражданин и музей, но они об этом не догадываются.

Впрочем, в описанном гипотетическом случае нет состава преступления, есть всего лишь нечистоплотность. Гораздо серьезнее, когда "дружба" антиквара с музейным работником заходит так далеко, что последний начинает делать ему заказы. Впрочем, получить заказ, хранитель может и от тех исследователей и коллекционеров, с которыми он работает по долгу своей службы, и которые имеют возможность побывать у него в фондах.

Исследователи, вообще, статья особая. Нашим соотечественникам, если они не облечены регалиями, или не имеют связей в руководстве музея, попасть в фонд весьма затруднительно. А вот иностранцам – намного проще, причем речь идет отнюдь не об исследователях первого ряда – так третьестепенные фигуры, которые скорее могут считаться любителями. Срабатывает ли здесь наше традиционное преклонение перед "европами", или играют роль какие-то дополнительные "экономические" факторы – неизвестно. Зато не приходиться сомневаться, что многие из этих западных исследователей, связаны со своими соотечественниками-коллекционерами. И кто знает, не предлагает ли кое-кто из этих гостей, определенные суммы отдельным недобросовестным хранителям?

Что же касается самого хранителя, то уж он-то лучше всего представляет, как именно можно украсть вещь, так чтобы пропажу обнаружили как можно позже. Самый простой способ – заменить подлинник копией. Специалистов способных распознать такую подмену, ни так много, и в случае, если они не облечены соответствующими полномочиями, их можно просто не допускать в свою епархию.

Второй способ – прикрытие документами. Каждый новый экспонат прежде всего заносится в книгу музейных поступлений, после чего передается в фонд, хранитель которого должен составить карточку с полным описанием и фотографией предмета. Эти данные дублируются в секторе учета музея (в Эрмитаже – Отдел научной документации), как в письменном, так (в последнее время) и в электронном каталоге. Однако, внутри музея экспонаты очень часто "путешествуют" из фонда в фонд, на различные выставки или в реставрационные мастерские. И отнюдь не всегда данные перемещения фиксируются, вследствие чего возникает риск, что на определенном этапе предмет может "потеряться". А если учесть, что количество экспонатов во многих фондах Эрмитажа исчисляется десятками тысяч, понятно, насколько сложно отслеживать местонахождение каждой вещи.

Стоит напомнить, что в 2000 году работавшая в фондах Эрмитажа Комиссия Счетной палаты во главе с Юрием Болдыревым попросила выборочно предъявить 50 предметов. Сразу же показали только три. Вспыхнул громкий скандал, и через какое-то время руководство Эрмитажа предъявило недостающее. Историю списали на интриги противников господина Пиотровского, хотя если бы сотрудники музея четко отслеживали, в каком именно отделе или на какой выставке находятся требуемые экспонаты, вообще никакого скандала не было бы.

Неразбериха с экспонатами, кстати, имеет и еще одну сторону. Очень часто хранители вступают в свою должность, так и не успев принять весь фонд у предшественника, затем обнаруживают недостачу и… тут вполне может возникнуть соблазн поживиться самому, чтобы списать все на предшественника. Возможно, именно этим, а отнюдь не фанатичной преданностью любимому делу, объясняется то обстоятельство, что большинство хранителей работают на своем месте до самой смерти. Ведь если сдавать фонд прижизненно, следует сверять с преемником все экспонаты, а так остается давать ответ только Богу…

Еще один любопытный нюанс заключается в том, что довольно часто хранители уносят экспонаты к себе домой, якобы для работы. А возвращать обратно не торопятся. В результате грань между личным и государственным может совершенно стереться. Так, хранитель фонда оружия и нумизматики Государственного музея истории Санкт-Петербурга Константин Карасев быль около шести лет назад был осужден за кражу экспонатов, но затем оправдан.  Прошло еще какое-то время, и он уже судился со своим бывшим начальством, доказывая, что вещи найденные у него на квартире принадлежат не музею, а ему лично.

Детектив закончился?

Не удивительно, что когда в Эрмитаже началось следствие, выдвигалась версия о том, что кражи производились на протяжении последних 30 лет и (как надо понимать) разными хранителями. В принципе, конечно, такое возможно, но маловероятно. Скорее всего, следует предположить, что основная масса вещей пропала именно в последние годы (некоторые из экспонатов "засветились" еще в 2000 году на эрмитажной выставке "Синай – Византия – Русь") стараниями одной преступной группы.

Подобное предположение подтверждалось и внезапной смертью хранительницы обворованного фонда Ларисы Завадской, которая скончалась прямо на рабочем месте в самом начале проверки (осенью прошлого года).

А дальше, что ни день, то - очередные новости. Чуть ли не через сутки, после того как список украденных из Эрмитажа вещей был предан гласности, нашелся первый из похищенных экспонатов икона "Собор всех святых": неизвестный сообщил по телефону о том, что она находится в мусорном контейнере на улице Рылеева. Скорее всего, кто-то из "черных" антикваров понял в какое дело ввязался и чтобы не сдавать своих подельников решил анонимно избавиться от краденного предмета.

Далее экспонаты поползли гурьбой, причем возвращали их, как правило, антиквары, считающиеся добросовестными приобретателями и вроде бы не догадывавшиеся о криминальном происхождении ценностей.

Следователи, естественно больше всего интересовалось, тем, у кого были приобретены эти вещи, и довольно быстро восстановили преступную цепочку. Судя по опубликованной на сегодняшний день информации, супруг хранительницы – Николай (преподаватель истории в институте им. Лесгафта) и ее сын – тоже Николай, работавший в Эрмитаже экспедитором, достаточно свободно посещали вверенный госпоже Завадской фонд и выносили оттуда ценности, которые, впоследствии, реализовывали через антиквара Максима Шепеля. Знала ли об этом сама госпожа Завадская? Как сказала одна из ее коллег: "Трудно поверить, что не знала. Но и в то, что участвовала во всем этом – поверить трудно".

Между тем, факты подтверждают именно версию "семейного подряда". Стоит добавить, что после того как два года назад Николай Завадский-младший уволился из Эрмитажа и (по не подтвержденной информации) устроился на таможню, кражи вроде бы прекратились.

Также известно, что Лариса Завадская частенько ездила в Финляндию, где, возможно, сбывала похищенное, по каким-то еще неизвестным каналам. Если ее сын действительно работал на таможне, то все риски при пересечении границы, должны были свестись к минимуму.

По телевидению демонстрировались сюжет, в котором соседка Завадских отзывалась о них, как о людях скромных, воспитанных, и чуть ли не перебивающихся от получки до получки. С другой стороны, они явно не нищенствовали - (сын купил машину, в квартире начали делать ремонт), и если не исходить из того, что, наворовав ценностей, следует немедленно пускаться во все тяжкие, версия следствия выглядит вполне убедительной.

Наконец, и сам Николай Завадский-старший написал явку с повинной. По официальным сообщениям, содержащаяся в ней информация, возможно, позволит найти около трети украденных предметов. Оставшиеся пока под вопросом.

Кража раскрыта, проблемы остались

И все же, несмотря на видимое торжество справедливости, стоит задаться вопросом: как можно если не предотвратить, то хотя бы ограничить повторение подобных преступлений? Начнем с того, что в Эрмитаже не существует никаких охранных или технических средств позволяющих контролировать, чем именно занимаются хранители в фондах.

Работники музейной охраны – т. н. контролеры СБ на КПП, достаточно часто жаловались, что сотрудники отказываются предъявлять сумки к осмотру, и пытаются провести в служебные помещения лиц вообще не имеющих никакого пропуска. Завершаются подобные конфликты, как правило, не в пользу охранников, тем более, что, с точки зрения закона, производить осмотр сумок, они могут только в присутствии милиции, которая отнюдь не всегда оказывается рядом.

Давно уже стоит вопрос о том, чтобы "вооружить" контролеров т. н. разрешением на осуществление охранной деятельности, и вывести Службу безопасности из подчинения дирекции музея, но никто этим пока не озаботился. 

Из уст представителей Эрмитажа звучало, что на Западе из музеев крадут не меньше, однако при этом не упоминаются два весьма важных нюанса – во-первых, в подавляющем большинстве случаев, крадут не "свои", а во-вторых - объектами похищений становятся уникальные дорогостоящие раритеты, реализовать которые на антикварном рынке практически невозможно.

В России, большинство хищений осуществляется именно музейными сотрудниками, а вещи ими украденные пускай и не слишком дороги, но зато их вполне можно реализовать даже законным путем. Благо даже опытнейшие антиквары весьма смутно представляют, что же именно храниться в отечественных музейных фондах. Предоставим слово одному из экспертов по оценке художественных ценностей Валентину Скурлову, которому незадолго до скандала приносили на оценку пять похищенных экспонатов: "Если бы был электронный каталог коллекции Эрмитажа, где содержались бы полные данные: фото, вес, описание, размер – я бы среагировал на эти вещи. Память у всех, кто работает с антиквариатом, фотографическая. В таком случае, если б мне принесли раритеты из каталога музея, - сразу бы вызвал милицию. Это мой гражданский долг. Но от Эрмитажа информацию страшно тяжело получить".

Возникает вопрос – почему? Потому что информация, как правило, отсутствует. Многие вещи плохо систематизированы, а, зачастую и не атрибутированы, редко выпускаются каталоги фондов, хотя именно подобного рода деятельность и входит в понятие «научная работа».  В качестве оправдания, много говорится о недостаточном финансировании музея, о "крохотных" зарплатах сотрудников (у Завадской – 14 тысяч рублей в месяц), о том, как трудно найти хороших специалистов.

Между тем, в Петербурге достаточно людей не только хорошо знающих предмет, но и готовых честно и добросовестно работать даже "за эти деньги" в крупнейшем музее России. Однако шансов попасть в Эрмитаж у них мало, поскольку при подборе кадров решающую роль зачастую играют не знания, а связи.  Никто не может сказать, какими именно научными достижениями отметилась Завадская, прежде чем перевестись из сектора учета на должность хранителя, зато можно предположить, что она поучаствовала и в трудоустройстве своего сына.   

Семейственность, вообще один из бичей Эрмитажа, а если добавить сюда еще и традиционную для музейщиков корпоративную солидарность, понятно, что особого посыпания головы пеплом от руководства музея не дождешься.

Во всяком случае, уже сейчас, когда первое потрясение от скандала прошло, господин Пиотровский начал выражать возмущение тем как освещается этот скандал в прессе. Спору нет, шумиха действительно порой выглядит искусственной, но ведь и повод бесспорно имеется.

Попытка сделать определенные оргвыводы, тем не менее, тоже наличествует. Руководитель Федерального агентства по культуре Михаил Швыдкой пообещал вынести господину Пиотровскому выговор и лишить его премии. Кроме того, в Эрмитаж зачастили разного рода проверки, а также прошло совещание представителей российских музеев, цель которого - выработать меры по обеспечению лучшей сохранности экспонатов. Вот только не свелись бы эти меры к простому "выбиванию" денег из бюджета. А то получиться, что единственным видимым последствием кражи из Эрмитажа – станет… повышение зарплаты его сотрудникам.

Другое дело - более активное внедрение новых технических средств и систем охраны. Плюс, большая открытость самого музейного сообщества, и как ни парадоксально… большая открытость музейных фондов.

Стоит напомнить, что вскоре после хищения "Бассейна в Гареме" господин Пиотровский сказал, что отныне вход в те залы Эрмитажа, где нет смотрителей, не будет закрываться лентой: присутствие посетителей хоть в какой-то степени сможет гарантировать сохранность шедевров. Сегодня, хранитель в фондах является еще и экспертом, оценивающим ценность предметов. Ему же проще всего украсть, находящуюся на хранении вещь, и найти на нее подходящего покупателя. И он же, зачастую выступает в роли последней инстанции, решающей кого из исследователей можно пустить в свое хозяйство, а кого выгнать. Не слишком ли много соблазнительных возможностей для одного человека, склонного относить себя к "элите"? А ведь "элите" хочется жить богато, и по ее ("элиты" мнению) она имеет на это право.

Работа в музейных фондах большого числа исследователей из других организаций создаст обстановку при которой любая кража или подмена предмета может вскрыться довольно быстро. Точно так же, как похищение экспоната прямо из музейного зала сразу же привлечет к себе внимание посетителей, увидевших на стене пустую раму.

То, что происходит сегодня в музейных фондах, часто остается неведомым миру, и обнародуется только после громких скандалов, заглушить которые уже невозможно.  Но зато каждый такой скандал может пойти во благо, если извлечь из него правильные уроки.

Увы, руководство Эрмитажа, кажется, выбрало другой путь, пообещав резко сократить количество выставок. Если следовать той же логике, то музей вообще следует закрыть, и не пускать туда посетителей. Хотя уж кто-кто, а в последней "краже века" посетители никак не виноваты.

Д. Митюрин

© При копировании и публикации текста статьи упоминание автора и ссылка на сайт обязательны!